Мифы и легенды


Предупреждение

Материалы размещённые на данном сайте предназначены для лиц от 18 лет и старше.

...
интернет магазин книг

Опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 125

Главная » Статьи » Мифы и поэмы Древней Греции » Одиссея

(09) Песнь восьмая

Песнь восьмая

         Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос –

        Мирный покинула сон Алкиноева сила святая;

        Встал и божественный муж Одиссей, городов сокрушитель.

        Царь Алкиной многовластный повел знаменитого гостя

5

     На площадь, где невдали кораблей феакийцы сбирались.

        Сели, пришедши, на гладко обтесанных камнях друг с другом

        Рядом они. Той порою Паллада Афина по улицам града,

        В образ облекшись глашатая царского, быстро ходила;

        Сердцем заботясь о скором возврате домой Одиссея,

10

   К каждому встречному ласково речь обращала богиня:

        «Вы, феакийские люди, вожди и владыки, скорее

        На площадь все соберитесь, дабы иноземца, который

        В дом Алкиноя премудрого прибыл вчера, там увидеть:

        Бурей к нам брошенный, богу он образом светлым подобен».

15

   Так говоря, возбудила она любопытное рвенье

        В каждом, и скоро наполнилась площадь народом; и сели

        Все по местам. С удивленьем великим они обращали

        Взор на Лаэртова сына: ему красотой несказанной

        Плечи одела Паллада, главу и лицо озарила,

20

   Стан возвеличила, сделала тело полнее, дабы он

        Мог приобресть от людей феакийских приязнь и вселил в них

        Трепет почтительный мужеской силой на играх, в которых

        Им испытать надлежало его, отличась пред народом.

        Все собралися они, и собрание сделалось полным.

25

   Тут, обратяся к ним, царь Алкиной произнес: «Приглашаю

        Выслушать слово мое вас, людей феакийских, дабы я

        Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

        Гость иноземный – его я не знаю; бездомно скитаясь,

        Он от восточных народов сюда иль от западных прибыл –

30

   Молит о том, чтоб ему помогли мы достигнуть отчизны.

        Мы, сохраняя обычай, молящему гостю поможем;

        Ибо еще ни один чужеземец, мой дом посетивший,

        Долго здесь, плача, не ждал, чтоб его я услышал молитву.

        Должно спустить на священные воды корабль чернобокий,

35

   В море еще не ходивший; потом изберем пятьдесят два

        Самых отважных меж лучшими здесь молодыми гребцами;

        Весла к скамьям прикрепив корабельным, пускай соберутся

        В царских палатах они и поспешно себе на дорогу

        Вкусный обед приготовят; я всех их к себе приглашаю.

40

   Так от меня объявите гребцам молодым; а самих вас,

        Скиптродержавных владык и судей, я прошу в мой пространный

        Дом, чтоб со мною, как следует, там угостить иноземца;

        Всех вас прошу, отказаться не властен никто; позовите

        Также певца Демодока: дар песней приял от богов он

45

   Дивный, чтоб все воспевать, что в его пробуждается сердце».

        Кончив, пошел впереди он; за ним все судьи и владыки

        Скиптродержавные; звать Понтоной побежал Демодока.

        Скоро по воле царя пятьдесят два гребца, на отлогом

        Бреге бесплодно соленого моря собравшися, вместе

50

   К ждавшему их на песке кораблю подошли, совокупной

        Силою черный корабль на священные сдвинули воды,

        Подняли мачты, устроили все корабельные снасти,

        В крепкоременные петли просунули длинные весла,

        Должным порядком потом паруса утвердили. Отведши

55

   Легкий корабль на открытое взморье, они собралися

        Все во дворце Алкиноя, царем приглашенные. Скоро

        Все переходы палат, и дворы, и притворы народом

        Сделались полны – там были и юноши, были и старцы.

        Жирных двенадцать овец, двух быков криворогих и восемь

60

   Остроклычистых свиней Алкиной повелел им зарезать;

        Их ободрав, изобильный обед приготовили гости.

        Тою порой с знаменитым певцом Понтоной возвратился;

        Муза его при рождении злом и добром одарила:

        Очи затмила его, даровала за то сладкопенье.

65

   Стул среброкованный подал певцу Понтоной, и на нем он

        Сел пред гостями, спиной прислоняся к колонне высокой.

        Лиру слепца на гвозде над его головою повесив,

        К ней прикоснуться рукою ему – чтоб ее мог найти он –

        Дал Понтоной, и корзину с едою принес, и подвинул

70

   Стол и вина приготовил, чтоб пил он, когда пожелает.

        Подняли руки они к предложенной им пище; когда же

        Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

        Муза внушила певцу возгласить о вождях знаменитых,

        Выбрав из песни, в то время везде до небес возносимой,

75

   Повесть о храбром Ахилле и мудром царе Одиссее,

        Как между ними однажды на жертвенном пире великом

        Распря в ужасных словах загорелась и как веселился

        В духе своем Агамемнон враждой знаменитых ахеян:

        Знаменьем добрым ему ту вражду предсказал Аполлонов

80

   В храме Пифийском оракул,

[242]

 когда через каменный праг он

        Бога спросить перешел, – а случилось то в самом начале

        Бедствий, ниспосланных богом богов на троян и данаев.

        Начал великую песнь Демодок; Одиссей же, своею

        Сильной рукою широкопурпурную мантию взявши,

85

   Голову ею облек и лицо благородное скрыл в ней.

        Слез он своих не хотел показать феакийцам. Когда же,

        Пенье прервав, сладкогласный на время умолк песнопевец,

        Слезы отерши, он мантию снял с головы и, наполнив

        Кубок двудонный вином, совершил возлиянье бессмертным.

90

   Снова запел Демодок, от внимавших ему феакиян,

        Гласом его очарованных, вызванный к пенью вторично;

        Голову мантией снова облек Одиссей, прослезяся.

        Были другими его не замечены слезы, но мудрый

        Царь Алкиной их заметил и понял причину их, сидя

95

   Близ Одиссея и слыша скорбящего тяжкие вздохи.

        Он феакиянам веслолюбивым сказал: «Приглашаю

        Выслушать слово мое вас, судей и вельмож феакийских;

        Душу свою насладили довольно мы вкуснообильной

        Пищей и звуками лиры, подруги пиров сладкогласной;

100

 Время отсюда пойти нам и в мужеских подвигах крепость

        Силы своей показать, чтоб наш гость, возвратяся, домашним

        Мог возвестить, сколь других мы людей превосходим в кулачном

        Бое, в борьбе утомительной, в прыганье, в беге проворном».

        Кончив, поспешно пошел впереди он, за ним все другие.

105

 Звонкую лиру приняв и повесив на гвоздь, Демодока

        За руку взял Понтоной и из залы пиршественной вывел;

        Вслед за другими, ведя песнопевца, пошел он, чтоб видеть

        Игры, в которых хотели себя отличить феакийцы.

        На площадь все собралися: толпой многочисленно-шумной

110

 Там окружил их народ. Благородные юноши к бою

        Вышли из сонма его:

[243]

 Акроней, Окиал с Элатреем,

        Навтий, Примней, Анхиал, Эретмей с Анабесионеем;

        С ними явились Понтей, Прореон и Фоон с Амфиалом,

        Сыном Полиния, внуком Тектона; пристал напоследок

115

 К ним и младой Эвриал, Навболит, равносильный Арею:

        Всех феакиян затмил бы чудесной своей красотой он,

        Если б его самого не затмил Лаодам беспорочный.

        К ним подошли, наконец, Лаодам, Галионт с богоравным

        Клитонеоном – три бодрые сына царя Алкиноя.

120

 Первые в беге себя испытали они. Устремившись

        С места того, на котором стояли, пустилися разом,

        Пыль подымая, они через поприще: всех был проворней

        Клитонеон благородный – какую по свежему полю

        Борозду плугом два мула проводят, настолько оставив

125

 Братьев своих назади, возвратился он первый к народу.

        Стали другие в борьбе многотрудной испытывать силу:

        Всех Эвриал одолел, превзошедши искусством и лучших.

        В прыганье был Анхиал победителем. Тяжкого диска

        Легким бросаньем от всех Эретмей отличился. В кулачном

130

 Бое взял верх Лаодам, сын царя Алкиноя прекрасный.

        Тут, как у всех уж довольно насытилось играми сердце,

        К юношам речь обративши, сказал Лаодам, Алкиноев

        Сын: «Не прилично ли будет спросить нам у гостя, в каких он

        Играх способен себя отличить? Он не низкого роста,

135

 Голени, бедра и руки его преисполнены силы,

        Шея его жиловата, он мышцами крепок; годами

        Также не стар; но превратности жизни его изнурили.

        Нет ничего, утверждаю, сильней и губительней моря;

        Крепость и самого бодрого мужа оно сокрушает».

140

 «Умным, – сказал, отвечая на то, Эвриал Лаодаму, –

        Кажется мне предложенье твое, Лаодам благородный.

        Сам подойди к иноземному гостю и сделай свой вызов».

        Сын молодой Алкиноя, слова Эвриала услышав,

        Вышел вперед и сказал, обратяся к царю Одиссею:

145

 «Милости просим, отец иноземец; себя покажи нам

        В играх, в каких ты искусен, – но, верно, во всех ты искусен, –

        Бодрому мужу ничто на земле не дает столь великой

        Славы, как легкие ноги и крепкие мышцы, яви же

        Силу свою нам, изгнав из души все печальные думы.

150

 Путь для тебя уж теперь недалек; уж корабль быстроходный

        С берега сдвинут, и наши готовы к отплытию люди».

        Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

        «Друг, не обидеть ли хочешь меня ты своим предложеньем?

        Мне не до игр: на душе несказанное горе; довольно

155

 Бед испытал и немало великих трудов перенес я;

        Ныне ж, крушимый тоской по отчизне, сижу перед вами,

        Вас и царя умоляя помочь мне в мой дом возвратиться».

        Но Эвриал Одиссею ответствовал с колкой насмешкой:

        «Странник, я вижу, что ты не подобишься людям, искусным

160

 В играх, одним лишь могучим атлетам приличных; конечно,

        Ты из числа промышленных людей, обтекающих море

        В многовесельных своих кораблях для торговли, о том лишь

        Мысля, чтоб, сбыв свой товар и опять корабли нагрузивши,

        Боле нажить барыша: но с атлетом ты вовсе не сходен».

165

 Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный:

        «Слово обидно твое; человек ты, я вижу, злоумный.

        Боги не всякого всем наделяют: не каждый имеет

        Вдруг и пленительный образ, и ум, и могущество слова;

        Тот по наружному виду внимания мало достоин –

170

 Прелестью речи зато одарен от богов; веселятся

        Люди, смотря на него, говорящего с мужеством твердым

        Или с приветливой кротостью; он украшенье собраний;

        Бога в нем видят, когда он проходит по улицам града.

        Тот же, напротив, бессмертным подобен лица красотою,

175

 Прелести ж бедное слово его никакой не имеет.

        Так и твоя красота беспорочна, тебя и Зевес бы

        Краше не создал; зато не имеешь ты здравого смысла.

        Милое сердце в груди у меня возмутил ты своею

        Дерзкою речью. Но я не безопытен, должен ты ведать,

180

 В мужеских играх; из первых бывал я в то время, когда мне

        Свежая младость и крепкие мышцы служили надежно.

        Ныне ж мои от трудов и печалей истрачены силы;

        Видел немало я браней и долго среди бедоносных

        Странствовал вод, но готов я себя испытать и лишенный

185

 Сил; оскорблен я твоим безрассудно-ругательным словом».

        Так отвечав, поднялся он и, мантии с плеч не сложивши,

        Камень схватил – он огромней, плотней и тяжеле всех дисков,

        Брошенных прежде людьми феакийскими, был; и с размаха

        Кинул его Одиссей, жиловатую руку напрягши;

190

 Камень, жужжа, полетел; и под ним до земли головами

        Веслолюбивые, смелые гости морей, феакийцы

        Все наклонились; а он далеко через все перемчался

        Диски, легко улетев из руки; и Афина под видом

        Старца, отметивши знаком его, Одиссею сказала:

195

 «Странник, твой знак и слепой различит без ошибки, ощупав

        Просто рукою; лежит он отдельно от прочих, гораздо

        Далее всех их. Ты в этом бою победил; ни один здесь

        Камня ни дале, ни так же далеко, как ты, не способен

        Бросить». От слов сих веселье проникло во грудь Одиссея.

200

 Радуясь тем, что ему хоть один благосклонный в собранье

        Был судия, с обновленной душой он сказал предстоявшим:

        «Юноши, прежде добросьте до этого камня; за вами

        Брошу другой я и столь же далеко, быть может, и дале.

        Пусть все другие, кого побуждает отважное сердце,

205

 Выйдут и сделают опыт; при всех оскорбленный, я ныне

        Всех вас на бой рукопашный, на бег, на борьбу вызываю;

        С каждым сразиться готов я – с одним не могу Лаодамом:

        Гость я его – подыму ли на друга любящего руку?

        Тот неразумен, тот пользы своей различать не способен,

210

 Кто на чужой стороне с дружелюбным хозяином выйти

        Вздумает в бой; несомненно, себе самому повредит он.

        Но меж другими никто для меня не презрителен, с каждым

        Рад я схватиться, чтоб силу мою, грудь на грудь, испытать с ним.

        Знайте, что я ни в каком не безопытен мужеском бое.

215

 Гладким луком и самым тугим я владею свободно;

        Первой стрелой поражу я на выбор противника в тесном

        Сонме врагов, хоть кругом бы меня и товарищей много

        Было и меткую каждый стрелу на врага бы нацелил.

        Только одним Филоктетом бывал я всегда побеждаем

220

 В Трое,

[244]

 когда мы, ахейцы, там, споря, из лука стреляли.

        Но утверждаю, что в этом искусстве со мной ни единый

        Смертный, себя насыщающий хлебом, сравниться не может;

        Я не дерзнул бы, однако, бороться с героями древних

        Лет, ни с Гераклом, ни с Евритом, метким стрелком эхалийским;

225

 Спорить они и с богами в искусстве своем не страшились;

        Еврит великий погиб от того; не достиг он глубокой

        Старости в доме семейном своем; раздражив Аполлона

        Вызовом в бой святотатным, он из лука был им застрелен.

        Дале копьем я достигнуть могу, чем другие стрелою;

230

 Может случиться, однако, что кто из людей феакийских

        В беге меня победит: окруженный волнами, я силы

        Все истощил, на неверном плоту не вкушая столь долго

        Пищи, покоя и сна; и мои все разрушены члены».

        Так он сказал; все кругом неподвижно хранили молчанье.

235

 Но Алкиной, возражая, ответствовал так Одиссею:

        «Странник, ты словом своим не обидеть нас хочешь; ты только

        Всем показать нам желаешь, какая еще сохранилась

        Крепость в тебе; ты разгневан безумцем, тебя оскорбившим

        Дерзкой насмешкой, – зато ни один, говорить здесь привыкший

240

 С здравым рассудком, ни в чем не помыслит тебя опорочить.

        Выслушай слово, однако, мое со вниманьем, чтоб после

        Дома его повторить при друзьях благородных, когда ты,

        Сидя с женой и детьми за веселой семейной трапезой,

        Вспомнишь о доблестях наших и тех дарованьях, какие

245

 Нам от отцов благодатью Зевеса достались в наследство.

        Мы, я скажу, ни в кулачном бою, ни в борьбе не отличны;

        Быстры ногами зато несказанно и первые в море;

        Любим обеды роскошные, пение, музыку, пляску,

        Свежесть одежд, сладострастные бани и мягкое ложе.

250

 Но пригласите сюда плясунов феакийских; зову я

        Самых искусных, чтоб гость наш, увидя их, мог, возвратяся

        В дом свой, там всем рассказать, как других мы людей превосходим

        В плаванье по морю, в беге проворном, и в пляске, и в пенье.

        Пусть принесут Демодоку его звонкогласную лиру;

255

 Где-нибудь в наших пространных палатах ее он оставил».

        Так Алкиной говорил, и глашатай, его исполняя

        Волю, поспешно пошел во дворец за желаемой лирой.

        Судьи, в народе избранные, девять числом, на средину

        Поприща, строгие в играх порядка блюстители, вышли,

260

 Место для пляски угладили, поприще сделали шире.

        Тою порой из дворца возвратился глашатай и лиру

        Подал певцу: пред собранье он выступил; справа и слева

        Стали цветущие юноши, в легкой искусные пляске.

        Топали в меру ногами под песню они; с наслажденьем

265

 Легкость сверкающих ног замечал Одиссей и дивился.

        Лирой гремя сладкозвучною, пел Демодок вдохновенный

        Песнь о прекраснокудрявой Киприде и боге Арее:

        Как их свидание первое в доме владыки Гефеста

        Было; как, много истратив богатых даров, опозорил

270

 Ложе Гефеста Арей, как открыл, наконец, все Гефесту

        Гелиос зоркий, любовное их подстерегши свиданье.

        Только достигла обидная весть до Гефестова слуха,

        Мщение в сердце замыслив, он в кузнице плаху поставил,

        Крепко свою наковальню уладил на ней и проворно

275

 Сети сковал из железных, крепчайших, ничем не разрывных

        Проволок. Хитрый окончивши труд и готовя Арею

        Стыд, он пошел в тот покой, где богатое ложе стояло.

        Там он, сетями своими опутав подножье кровати,

        Их на нее опустил с потолка паутиною тонкой;

280

 Были не только невидимы оку людей, но и взорам

        Вечных богов неприметны они: так искусно сковал их,

        Мщенье готовя, Гефест. Западню перед ложем устроив,

        Он притворился, что путь свой направил в Лемнос, крепкозданный

        Город, всех боле других городов на земле им любимый.

285

 Зорко за ним наблюдая, Арей златоуздный тогда же

        Сведал, что в путь свой Гефест, многославный художник, пустился.

        Сильной любовью к прекрасновенчанной Киприде влекомый,

        В дом многославного бога художника тайно вступил он.

        Зевса отца посетив на высоком Олимпе, в то время

290

 Дома одна, отдыхая, сидела богиня. Арей, подошедши,

        За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:

        «Милая, час благосклонен, пойдем на роскошное ложе;

        Муж твой Гефест далеко; он на остров Лемнос удалился,

        Верно, к суровым синтийям, наречия грубого людям».

Категория: Одиссея | (02.05.2013)
Просмотров: 522
Меню сайта

Поиск

Категории раздела
Мифология Древней Греции [38]
Илиада [39]
Переводчики: Николай Гнедич, Василий Жуковский.
Одиссея [29]
Переводчики: Николай Гнедич, Василий Жуковский.

Статистика


Copyright MyCorp © 2024

Создать бесплатный сайт с uCoz