XLV
Вот сыновья Ньяля подошли к Речному
Склону, переночевали под ним, а когда стало рассветать, поехали в Конец Склона.
В это же утро Сигмунд и Скьёльд собрались ехать за лошадьми. Они захватили
уздечки, взяли на лугу лошадей и уехали. Лошадей они нашли между двумя ручьями.
Скарпхедин увидел их, потому что Сигмунд был в красном плаще. Скарпхедин
спросил:
— Вы
видите красное чучело?
Они вгляделись и сказали, что
видят. Скарпхедин сказал:
— Ты,
Хёскульд, останься здесь. Тебе ведь часто приходится ездить в этих местах
одному, без защиты. Я беру на себя Сигмунда — это будет, по-моему, подвигом,
достойным мужчины, а вы, Грим и Хельги, убьете Скьёльда.
Хёскульд сел на землю, а они
подошли к тем двоим. Скарпхедин сказал Сигмунду:
— Бери
оружие и защищайся! Вот что теперь тебе нужно, а не порочить нас в стихах!
Сигмунд стал вооружаться, а
Скарпхедин тем временем ждал. Скьёльд схватился с Гримом и Хельги, и начался
жестокий бой. У Сигмунда был на голове шлем, у пояса меч, а в руках щит и
копье. Он бросился на Скарпхедина, тотчас же нанес ему удар копьем и попал в
щит. Скарпхедин отрубил древко копья, поднял секиру и разрубил Сигмунду щит до
середины. Сигмунд нанес Скарпхедину удар мечом и попал в щит, так что меч
застрял. Скарпхедин с такой силой рванул щит, что Сигмунд выпустил меч.
Скарпхедин ударил Сигмунда секирой. Сигмунд был в кожаном панцире, но удар
пришелся в плечо, и секира рассекла лопатку. Скарпхедин дернул секиру к себе, и
Сигмунд упал на колени, но тотчас же вскочил на ноги.
— Ты
стал было передо мной на колени, — сказал Скарпхедин, — а, прежде чем мы
расстанемся, ляжешь навзничь.
— Плохо
мое дело, — сказал Сигмунд.
Скарпхедип ударил его по шлему, а
потом нанес ему смертельный удар.
Грим отрубил Скьёльду ступню, а
Хельги проткнул его копьем, и он сразу умер.
Тут Скарпхедин увидел пастуха
Халльгерд. Он отрубил мертвому Сигмунду голову, дал ее пастуху и попросил
отнести Халльгерд. Он сказал:
— Она
узнает, не эта ли голова сочиняла о нас порочащие стихи.
Как только они уехали, пастух
бросил голову на землю, потому что боялся это сделать при них. А они ехали,
пока у Лесной Реки не встретили людей. Они рассказали им о том, что случилось.
Скарпхедин объявил, что убил Сигмунда, а Грим и Хельги — что убили Скьёльда.
Потом они поехали домой и рассказали Ньялю о том, что случилось. Тот сказал
так:
— Славное
дело! Тут уж нам не назначат виры! Теперь надо рассказать о том, что пастух
вернулся в Конец Склона.
Он рассказал Халльгерд о том, что
случилось.
— Скарпхедин
дал мне в руки голову Сигмунда и попросил отнести ее тебе, но я побоялся,
потому что не знал, как ты отнесешься к этому, — сказал он.
— Плохо,
что ты этого не сделал, — сказала она, — я отдала бы ее Гуннару, чтобы он
отомстил за своего родича или сделался бы всеобщим посмешищем.
Затем она пошла к Гуннару и
сказала:
— Знай
же, что Сигмунд, твой родич, убит. Его убил Скарпхедин и велел отнести мне
голову.
— Этого
следовало ожидать, — сказала Гуннар. — Что посеешь, то и пожнешь, а вы со
Скарпхедином сделали немало зла друг другу.
И Гуннар ушел. Он не начал тяжбы
из-за убийства и ничего не предпринял. Халльгерд часто напоминала ему о том,
что за Сигмунда не заплачена вира. Но Гуннар не обращал на ее слова внимания.
Прошли три тинга, на которых, как
люди думали, Гуннар мог бы начать тяжбу. И вот у него случилось трудное дело,
которое он не знал, как решить. Он поехал к Ньялю. Тот принял Гуннара очень
хорошо. Гуннар сказал Ньялю:
— Я
приехал просить у тебя совета в трудном деле.
— Ты
вправе просить его, — сказал Ньяль и дал ему совет.
Гуннар встал и поблагодарил его.
Тогда Ньяль взял Гуннара за руку и сказал:
— Давно
пора заплатить виру за твоего родича Сигмунда.
— За
него давно заплачено, — сказал Гуннар, — но я не откажусь, если ты сделаешь мне
почетное предложение.
Гуннар никогда не говорил плохо о
сыновьях Ньяля. Ньяль хотел, чтобы Гуннар сам назначил виру. Тот назначил две
сотни серебра, а за Скьёльда не назначил ничего. Ньяль сразу же уплатил сполна.
Гуннар объявил об их примирении на тинге в Лощинах, когда там было всего больше
народу. Он рассказал о том, как они поладили, и о злых словах, из-за которых
погиб Сигмунд. Он сказал, что, если кто будет повторять эти слова, пусть пеняет
на себя. Гуннар и Ньяль говорили, что ничто не может их поссорить. Так оно и
было, и они всегда были друзьями.
|