Руна сорок четвёртая

1. Вяйнямёйнен отправляется в море искать потерянное кантеле, однако не находит его.

2. Затем он делает из березы новое кантеле, играя на нем, восхищает все, что есть в природе.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Так подумал и размыслил:

"Хорошо вот поиграть бы,

Хорошо б повеселиться

И пожить бы жизнью новой

В ослепительных палатах.

Только кантеле пропало,

Унеслась моя утеха

В те места, где плещут рыбы,

Где живут меж камней семги,

На утеху водяному

Да у Велламо живущим.

Мне она его не выдаст,

Не отдаст обратно Ахто.

О кователь Ильмаринен!

Ты вчера ковал, работал,

Ты покуй еще сегодня,

Скуй мне грабли из железа,

Частозубые мне грабли,

Зубы с длинной рукояткой,

Чтоб я мог сгребать в потоках,

Чтоб сгребал я волны в кучу,

Чтоб тростник собрал я вместе

По всему прибрежью моря

И нашел утеху в море,

Взял бы кантеле обратно

Из глубин, где плещут рыбы,

Где живут меж камней семги!"

И кузнец тот Ильмаринен,

Вековечный тот кователь,

Сделал грабли из железа

С рукояткою из меди,

По сто сажен в каждом зубе,

Ручку впятеро длиннее.

Принял старый Вяйнямёйнен

Эти грабли из железа

И прошел весьма немного,

Путь прошел весьма короткий

По каткам, обитым сталью,

По каткам, где много меди.

Два челна там находились,

Две совсем готовых лодки

На катках, покрытых сталью,

На катках, где много меди.

И один челнок был новый,

А другой челнок был старый.

Молвил старый Вяйнямёйнен,

Сам сказал он новой лодке:

"Ты, сойди на воду, лодка,

Поспеши, челнок, на волны,

Чтоб без рук тобою править

И большим не трогать пальцем!"

Тотчас лодка вышла в море,

Там спустилась на теченье.

Старый, верный Вяйнямёйнен

На конце уселся лодки,

И пошел он чистить море,

Подметать его теченье.

Смел цветочки водяные,

Смел весь мусор у прибрежья,

Тростника кусочки даже,

Водяных растений крохи.

Он сучок сгибает каждый,

Рифы граблями цепляет,

Но нигде найти не может

Кантеле из щучьей кости:

Навсегда его утеха,

Это кантеле пропало.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Тут домой пошел обратно,

Головой поник печально,

Шапка на сторону сбилась;

Он опять промолвил слово:

"Никогда уж не найду я

Прежних звуков в рыбьей кости,

Утешенья в щучьем зубе!"

Вот лесочек он проходит,

Вот идет опушкой рощи,

Слышит: плачет там береза,

Суковатая горюет,

Он подходит к ней поближе,

Близко к дереву подходит.

Спрашивает он березу:

"Что, краса‑береза, плачешь?

Что, зеленая, горюешь?

Белый пояс, что ты стонешь?

Не ведут тебя на битву

И к войне не принуждают".

И березка отвечает,

Так неторопливо молвит:

"Может, многие наскажут,

Может, кто и насудачит,

Будто весело живу я,

Шелестя, смеюсь листвою.

Я ж, бедняжка, вся в заботах,

Только скорбь – мое веселье,

О себе в часы несчастья

Я печалюсь и жалею.

Плачу я от малосилья

И от бедности горюю.

Я, бездольная бедняжка,

Так несчастна без опоры,

На дрянном на этом месте,

Я на выгоне стою здесь.

У других так много счастья,

Много счастья от надежды,

Что вернется радость лета,

Время теплое наступит.

Я же, слабая береза,

Я должна терпеть, бедняжка,

Чтоб с меня кору сдирали,

Эти ветки обрубали.

Часто к бедненькой березе,

К этой нежной очень часто

Дети краткою весною

К белому стволу приходят,

Острый нож в него вонзают,

Пьют из сердца сладкий сок мой!

Злой пастух в теченье лета

Белый пояс мой снимает,

Ножны он плетет и чаши,

Кузовки плетет для ягод.

Часто под березкой нежной,

Часто под березкой белой

Собираются девицы,

Вкруг ствола красотки ходят,

Листья сверху обрезают,

Вяжут веники из веток.

Часто тонкую березку,

Горемычную частенько

При подсечке подсекают,

На поленья расщепляют.

Вот уж трижды в это лето,

В эту солнечную пору,

У ствола мужи стояли,

Топоры свои точили,

Чтоб головушку срубить мне,

Чтоб я с жизнью распростилась.

Вот и вся от лета радость,

Вся от солнышка отрада.

И зимою мне не лучше,

Время снега не милее.

Уж всегда кручина злая,

Горе облик мой изменит,

Низко голову наклонит,

И лицо мое бледнеет,

Лишь, бывало, только вспомню

День мой черный, время злое.

Тут и боль приносит ветер,

Иней – горькие заботы,

Вихрь уносит зелень шубы,

Иней – всю мою одежду,

И тогда‑то я, бедняжка,

Я, несчастная береза,

Остаюсь совсем раздетой,

И стою я обнаженной,

И дрожу я в лютой стуже,

На морозе горько плачу".

Молвит старый Вяйнямёйнен:

"Ты не плачь, моя березка,

Не горюй, дружок зеленый,

Белый пояс, не печалься!

Ты еще узнаешь счастье

В жизни новой, наилучшей,

Ты от радости заплачешь,

Зазвучишь от наслажденья".

Сделал старый Вяйнямёйнен

Из березы той утеху,

Целый летний день строгал он,

За день кантеле устроил,

На мысочке, скрытом мглою,

На туманном островочке.

Короб кантеле он режет,

На утеху ящик этот,

Короб делает он прочный,

Весь в прожилках этот ящик.

Молвит старый Вяйнямёйнен,

Говорит слова такие:

"Короб кантеле закончен,

Всем на радость этот ящик.

Где же гвоздиков достану,

Где возьму колков хороших?"

На дороге дуб поднялся,

На дворе высоко вырос.

Ветви ровные на дубе,

С желудями были ветки,

И на желуде по шару,

И на шаре по кукушке.

И кукушка куковала;

Пять тонов там раздавалось,

Золото текло из клюва,

Серебро текло обильно

На пригорки золотые,

На серебряные выси.

Взял для кантеле гвоздочки,

Взял он колки для утехи.

Молвит старый Вяйнямёйнен,

Говорит слова такие:

"Есть для кантеле гвоздочки,

Есть и колки для утехи.

Все же кантеле не полно,

Струн пяти в нем не хватает.

Где возьму я эти струны,

Где я звучные достану?"

Он идет искать те струны

И проходит по поляне.

Видит: девушка в лесочке,

Видит – девица в долине.

Эта девица не плачет

И не очень веселится:

Просто так запела песню:

Поскорей бы вечер минул ‑

Поскорей бы друг явился,

К ней пришел ее желанный.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Без сапог бежит поспешно,

Без чулок туда стремится,

Добежал он до девицы

И волос у девы просит,

Говорит слова такие:

"Дай волос своих, девица,

Дай кудрей твоих нежнейших,

Чтоб они пошли на струны,

Стали вечною усладой".

И дала волос девица,

Подала волос тончайших,

Подала пять шелковистых,

Шесть и семь ему достала.

Струны кантеле явились,

Голоса отрады вечной.

Было кантеле готово.

Сел тут старый Вяйнямёйнен,

Сел на самый нижний камень,

На ступеньку возле двери.

В руки кантеле берет он,

Взял к себе свою отраду,

Повернул он выгиб к небу,

А основу на колени

И настраивает струны,

Он настроил их как надо.

Вот настроил эти струны,

Музыки родник наладил.

Кантеле взял на колени,

Поперек его поставил;

Вот бегут по струнам пальцы,

Все пять пальцев пробегают,

Пальцы струны рвут с весельем,

Перепрыгивают быстро.

Начал старый Вяйнямёйнен;

Он на кантеле играет.

Пальцы тонкие он выгнул,

Приподнял большие пальцы.

Зазвенела тут береза,

Тут зеленая запела,

Пела золото‑кукушка,

Нежно пел девичий волос.

Заиграл сильнее старец.

Струны кантеле ликуют,

Скачут горы, рвутся камни,

Скалы все загрохотали,

Рифы треснули морские,

Хрящ на волнах закачался;

Сосны с радости плясали,

Пни скакали на полянах.

И все Калевалы жены

Тут работу побросали;

Как река, текут на звуки,

Как поток, туда стремятся.

Молодицы шли со смехом,

Шли веселыми хозяйки,

Чтоб игру его послушать

И, ликуя, восторгаться.

Все мужчины, сколько было,

Все стояли снявши шапки,

Сколько ни было там женщин,

Все рукой подперли щеки;

Девушки все прослезились,

Парни стали на колени,

Звукам кантеле внимали,

Звону чудному дивились.

Как одни уста, все люди,

Как один язык, сказали:

"Мы доселе не слыхали

Здесь игры такой прекрасной,

Никогда в теченье жизни,

С той поры, как светит месяц".

Чудный звон летит далеко,

Мчится через шесть селений:

Никого там не осталось,

Кто б не шел игру послушать,

Ту игру с прекрасным звоном,

Это кантеле звучанье.

Все, как есть, лесные звери,

Когти подобрав, расселись,

Чтобы кантеле послушать

И, ликуя, восторгаться.

И воздушные летуньи

Разместились все на ветках;

Разные морские рыбы

К берегам плывут поближе;

Из земли выходят черви,

Из земли ползут наружу,

Извиваются, чтоб слушать

Кантеле тот звон прекрасный,

Вечную его отраду,

Вяйнямёйнена искусство.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Удивительно играет,

Издает он чудно звуки.

День играл он и другой день,

Он играл без передышки,

На заре поевши хлеба,

Подпоясанный все так же

И в рубашке той же самой.

Он в своем играл жилище,

В собственном сосновом доме:

И звучала кровля дома,

И дрожал весь пол жилища.

Потолок пел, пели двери,

Восклицали все окошки,

Каменная печь качалась,

Притолоки все звучали.

Он пошел еловым лесом,

Он побрел сосновой рощей ‑

Кланялись ему все ели,

И к земле склонялись сосны;

Шишки с них упали наземь,

Иглы их к корням упали.

И проходит ли по рощам,

Приближается ль к кусточкам,

Рощи весело играют,

И кусточки веселятся.

Все цветы с любовью смотрят,

Нагибаются сучочки.