Былина о Даниле Денисьевиче и Василисе Никулишне

У князя было у Владимира,
У киевского солнышка Сеславьевича,
Было пированьице почестнее,
Честно и хвально, больно радостно,
На многи князья и бояра,
На сильных, могучих богатырей
И на всю полянину удалую.
Вполсыта бояре наедалися,
Вполпьяна бояре напивалися,
Промеж себя бояре похвалялися:
Сильн-ат хвалится силою,
Богатый хвалится богачеством
Купцы — те хвалятся товарами,
Товарами хвалятся заморскими;
Бояре — те хвалятся поместьями,
Они хвалятся вотчинами.
Один только не хвалится Данила Денисьевич.
Тут возговорит сам Владимир князь:
«Ох ты, гой еси, Данилушка Денисьевич!
Еще что ты у меня ничем не хвалишься?
Али нечем те похвалитися?
Али нету у тебя золотой казны?
Али нету у тебя молодой жены?
Али нету у тебя платья цветного?»
Ответ держит Данила Денисьевич:
«Уж ты, батюшка наш Владимир князь!
Есть у меня золота казна,
Еще есть у меня молода жена,
Еще есть у меня и платье цветное,
Нешто так я это призадумался».
Тут пошел Данила с широка двора.
Тут возговорит сам Владимир князь:
«Ой вы, гой еси, князья-бояра,
Сильные могучие богатыри,
И вся поляиица удалая!
Уж вы все у меня переженены,
Один-то не женат хожу;
Вы ищите мне невестушку хорошую,
Вы хорошую и пригожую;
Чтоб лицом красна и умом сверстна,
Чтоб умела русскую грамоту
И четыо-петыо церковному,
И было бы мне с кем думу подуйат
И было бы с кем слово перемолвити,
При пиру при беседушке похвалитися,
И было бы кому вам поклонитися,
Чтобы было кого назвать вам матушкой,
Взвеличать бы государыней».
Из-за левой было из-за сторонушки,
Тут возговорит Мишатычка Путятин сын:
«Уж ты, батюшка Володимир князь!
Много я езжал по иным землям,
Много видал я королевишен,
Много видал и из ума пытал:
Котора лицом красна — умом не сверстна,
Котора умом сверстпа — лицом не красна;
Не нахаживал я такой красавицы,
Не видывал я этакой пригожицы —
У того ли Данилы Деписьевича,
Еще та ли Василиса Никулишна:
И лицом она красна, и умом сверстна,
И русскую умеет больно грамоту,
И четыо-петыо горазда церковному;
И было бы тебе с кем думу подумати,
И было бы с кем слово Перемолвити,
При пиру, при беседушке похвалитися,
И было бы кому нам поклонитися,
Еще было бы кого назвать нам матушкой,
Взвеличать нам государыней!»
Это слово больно князю не показалося,
Володимиру словечку не полюбилося.
Тут возговорит сам батюшка Володимир князь.
«Еще где это видано, где слыхано —
От живого мужа жену отнять!»
Приказал Мишатычку казпить-вешати,
А Мишатычка Путятин приметлив был,
На иную на сторонку перекинулся:
«Уж ты, батюшка Володимир князь,
Погоди меня скоро казнить-вешати,
Прикажи, государь, слово молвити!»
Приказал ему Владимир слово молвити.
«Мы Данилушку пошлем во чисто поле,
Во те ли луга Леванидовы,
Мы ко ключику пошлем ко гремячему,
Велим поймать птичку белогорлицу,
Принести ее к обеду княженецкому;
«Что еще убить ему зверя лютого,
Зверя лютого сиво-перого, лихошерстного,
Еще вынуть у него сердце со печенью!»
Это слово князю больно показалося,
Володимиру словечко полюбилося.
Тут возговорит старой казак,
Старой казак Илья Муромец:
«Уж ты, батюшка Володимир князь!
Изведешь ты ясного сокола,
Не поймать тебе белой лебеди!»
Это слово князю не показалося,
Посадил Илью Муромца во погреб.
Садился сам на золот стул.
Он писал ярлычки скорописные,
Посылал он их с Мишатычкой в
Чернигов град Тут поехал
Мишатычка в Чернигов град,
Прямо ко двору ко Данилину и ко терему Василисину.
На двор-ат въезжает безопасышно,
Во палатушку входит безобсылышно.
Тут возговорит Василиса Никулишна:
«Ты невежа, ты невежа, неотецкий сын!
Для чего ты, невежа, этак делаешь:
Ты на двор-от въезжаешь безопасышно,
Во палатушку входишь безобсылышно?»
Ответ держит Мишатычка Путятин сын:
«Ох ты, гой еси, Василиса Никулишна!
Не своей я волей к вам в гости зашел,
Прислал меня сам батюшка Володимир князь
С теми ярлычками скорописными».
Положил ярлычки, сам вон пошел.
Стала Василиса ярлычки пересматривать:
Залилась она горючьми слезьми.
Скидавала с себя платье цветное,
Надевает на себя платье молодецкое,
Села на добра коня, поехала во чисто поле
Искать мила дружка своего Данилушку.
Нашла она Данилу свет Денисьевича,
Возговорит ему таково слово:
«Ты, надеженька, надежа, мой сердечный друг,
Да уж молодой Данила Денисьевич!
Что останное нам с тобой свиданьице!
Поедем-ка с тобою к широку двору».
Тут возговорит Данила Денисьевич:
«Ох ты, гой еси, Василисушка Никулишна!
Погуляем-ко в остатки по чисту полю,
Побьем с тобой гуськов да лебедушек!»
Погулявши, поехали к широку двору.
Возговорит Данила свет Денисьевич:
«Подавай мне мал-колчан в полтретья ста стрел:
Она подала ровно в триста стрел.
Возговорит Данилушка Денисьевич:
«Ты невежа, ты невежа, неотецка дочь!
Чего ради ты, невежа, ослушаешься?
Аль не чаешь над собою большего?»
Василисушка на это не прогневалась
И возговорит ему таково слово:
«Ты надеженька, мой сердечный друг,
Да уж молодой Данилушка Денисьевич!
Лишняя стрелочка тебе пригодится:
Пойдет она не по князе, не по барине,
А по своем брате богатыре».
Поехал Данила во чисто-поле,
Что во те луга Леванидовы,
Что ко ключику ко гремячему,
И к колодезю приехал ко студеному.
«Нои- Берет Данила трубоньку подзорную,
Глядит ко городу ко Киеву.
Не белы снеги забелелися,
Не черные грязи зачернелися,
Забелелася, зачернелася сила русская
На того ли на Данилу на Денисьевича.
Тут заплакал Данила горючьми слезами,
Возговорит он таково слово:
«Знать, гораздо я князю стал непонадобен
Знать, Владимиру не слуга я был!»
Берет Данило саблю боевую,
Порубил Денисьич силу русскую.
Погодя того времячко манешенько,
Берет Данило трубочку подзорную,
Глядит ко городу ко Киеву.
Не два слона в чистом поле слонятся,
Не два сыра дуба шатаются:
Клонятся-шатаются два богатыря
На того ли на Данилу на Денисьевича,
Его родный брат Никита Денисьевич
И названый брат Добрыня Никитович.
Тут заплакал Данила горючьми слезми:
«Уж и вправду, знать, на меня Господь прогневался,
Володимир князь на удалого осердился!»
Тут возговорит Данила Денисьевич:
«Еще где это слыхано, где видано —
Брат на брата с боем идет?»
Берет Данило востро копье,
Тупым концом втыкает во сыру землю,
А на вострый конец сам упал.
Спорол себе Данила груди белые,
Покрыл себе Денисьич очи ясные.
Подъезжали к нему два богатыря,
Заплакали об нем горючьми слезьми.
Поплакавши, назад воротилися,
Указали князю Володимиру:
Не стало Данилы,
Что того ли удалого Денисьевича!»
Тут сбирает Володимир поезд-ат,
Садился в колесычку во золоту,
Поехал ко городу Чернигову,
Приехал ко двору ко Данилину;
Восходят во терем Василисин-ат.
Целовал ее Володимир во сахарные уста.
Возговорит Василиса Никулишна:
«Уж ты, батюшка Володимир князь!
Не целуй меня во уста во кровавые
Без моего друга Данилы Денисьевича».
Тут возговорит Володимир князь:
«Ох ты, гой еси, Василиса Никулишна!
Наряжайся ты в платье цветное,
В платье цветное — подвенечное!»
Наряжалась она в платье цветное,
Взяла с собой булатный нож,
Поехали ко городу ко Киеву.
Поверстались супротив лугов Леванидовых.
Тут возговорит ВасилИса Никулишна:
«Уж ты, батюшка Володимир князь!
Пусти меня проститься со милым друлском,
Со тем ли Данилой Денисьевичем».
Посылал он с ней двух богатырей.
Подходила Василиса ко милу дружку,
Поклонилась она Даниле Денисьевичу,
Поклонилась она да восклонилася,
Возговорит она двум богатырям:
Ох вы, гой есте, мои вы два богатыря!
Вы подите, скажите князю Владимиру,
Чтоб не дал нам валяться по чисту полю —
По чисту полю со милым дружком,
Со тем ли Данилой Денисьевичем"».
Берет Василиса свой булатный ноле,
Спорола себе Василисушка груди белые, —
Покрыла себе Василиса очи ясные;
Заплакали по ней два богатыря,
Пошли они ко князю Володимиру:
«Уж ты, батюшка Володимир князь!
Не стало нашей матушки Василисы Никулишны.
Перед смертью она нам промолвила:
«Ох вы, гой есте, мои вы два богатыря!
Вы подите скажите князю Володимиру,
Чтобы не дал нам валяться по чисту полю,
По чисту полю со милым дружкой,
Со тем ли Данилой Денисьичем!»
Приехал Володимир во Киев-град,
Выпускал Илью Муромца из погреба,
его в голову, во темячко:
«Правду сказал ты, старый казак,
Старый казак Илья Муромец!»
Жаловал его шубой соболиною,
Мишатке пожаловал смолы котел.